Либеральная философия и принципы третейского способа защиты прав
Базовыми принципами третейского способа защиты прав являются альтернативность правосудию и справедливость, опирающаяся на христианский канон – нормы этики. Разработкой понятий добра и зла, греха и преступления, их искупления занимались античные и христианские философы. Однако с наступлением эпохи Возрождения, началось возрождение античного материализма и вырождение (по Нарочницкой Н.А.) христианской этики. Просвещение породило прогресс, Реформация Лютера и Кальвина – пуританский взгляд на мир, в котором изменилась иерархия: равенство всех перед Богом во имя спасения души сменило равенство перед законом, спасение души – удел избранных, царство Божие стало строиться на земле для избранных.
Одинаковое понимание справедливости как противопоставление добра и зла в язычестве, христианстве, а также в других традиционных религиях мира, рассмотренных ранее в других работах, основано на социальной значимости этого понятия. Его трансформация, начатая в эпоху колонизации, институционно оформилась в XIX веке в Лондонском международном третейском суде, продолжалась в течение всего XX века, и разделилось на понятия социальной и экономической справедливости[1]. Обычай, в его общественном значении, стал с развитием колониальных отношений и превращением торговли в международную, приобретать формы правил делового оборота, корпоративного права, что стало основой и потребностью для формирования международного институционного арбитража, так как рамки английской национальной судебной системы их удовлетворить уже не могли. Понятие естественного права, из которого вытекало и понятие справедливости, было введено античными мыслителями и развито в христианскую эпоху. С укреплением светской власти в западной (континентальной) Европе, ее эпохами Возрождения, Просвещения и Реформации, стало формироваться позитивное право, окончательно оформившееся в странах Европы и России к концу XIX века. Одновременно с ним сформировался принцип законности. Национальные органы правосудия стали вытеснять третейский суд с его понятием справедливости как нравственного принципа, обосновывая справедливость как правовой принцип, берущий начало в нормах римского права. Современные проблемы практики третейских судов коренятся именно здесь: упор арбитров на требования закона без учета нравственной основы поступков при вынесении окончательного решения приводит к тождественности механизма принятия решения с судьями органов правосудия, чего добиваются судьи, принимающие решение о выдаче или отказе в выдаче исполнительного листа по решению третейского суда. Но именно это обстоятельство лишает смысла принципов альтернативности третейского суда органам правосудия и справедливости решения, основанного на нормах христианской этики. Этому качеству: свободному оперированию нормами этики (канона) наряду с нормами законов необходимо заново обучать как арбитров третейских судов, так и судей органов правосудия. «Как это ни парадоксально, упор только на букву закона приводит к ослаблению законопослушности, следующей за утратой понимания, что закон лишь следует моральному суждению этического канона, ибо все правовые системы и корпус права, в том числе и западноевропейские, изначально основаны на концепции тождества греха и преступления. При искажении равновесия между двумя началами закон заменяет источник морали, хотя им не является, будучи лишь компромиссом между этической нормой и обстоятельствами. В правосознание постепенно проникает понятие «что не запрещено – дозволено», известное как «принцип англосаксонского права», отнюдь не абсолютный в самих англосаксонских странах»[2]. В России, на всем ее постсоветском пространстве, есть собственный тысячелетний опыт соединения норм канона и законов, причем довольно успешный, который нужно возрождать, а не менять на сомнительный двухсотлетний опыт англосаксов, возводящих свой эгоизм в абсолют.
К началу XX века сложилось противопоставление нравственности (этики) и законности, третейского суда и органов правосудия, третейского суда ad hoc и институционного суда, расщепилось, вместе с сознанием, понятие справедливости, утратив универсальный характер и приобретя взамен лукавое свойство обосновывать потребности заинтересованных в его использовании лиц. Это отразилось на состоянии современного национального правового поля, начинающего, вслед за экономическим и политическим пространством, утрачивать суверенитет в связи с инкорпорированием в свою национальную правовую систему унифицированных норм международного права, основанных на иной идеологической подкладке. Альтернативой христианской нравственности является ее противопоставление позитивному праву. «В развитии позитивного права и правового государства в XX веке и особенно в правосознании явно доминирует так называемое англосаксонское право, которое концептуально зиждется на постулате «Все, что не запрещено, - дозволено». В такой концепции право и закон максимально отделены от нравственной оценки, так как представление о тождестве греха и преступления в качестве основы, свойственное в свое время католической этике, исчезает. Источником нравственности и морали становятся не представления о добре и зле, а сами правовые нормы, законы, право, постоянно меняющиеся и отражающие лишь компромисс с обстоятельствами… Дилемма этического сопоставления преступления закона и греха перед Богом, соответствия закона канону перестала волновать Запад в эпоху «прогресса», хотя волновала уже древних греков (Антигона). Такая концепция определяет лишь запретное, не указывая на нравственно должное. Налицо явная реплика «правового государства» из Ветхого Завета, Моисеева Закона и отступление от Нового Завета с его заданной нравственной вершиной»[3]. По мнению Н.А. Нарочницкой, вместе с Просвещением происходит вытеснение романо-германского духа англосаксонским правом, что влечет за собой замену нравственных норм позитивными и заметно не только в области культуры, но и в философии права. «Естественное право есть синоним нравственного должного в праве оно есть нравственная основа всякого конкретного правопорядка. Всякое позитивное право может требовать от людей повиновения не иначе, как во имя нравственного права того или другого общественного авторитета, той или другой власти; поскольку существующий порядок действительно является благом для данного общества, естественное право дает ему санкцию и служит ему опорою»[4], чему противоречит англосаксонская философия права с ее постулатом «все, что не запрещено, - дозволено». Другими словами, современное англосаксонское мессианство, распространяющее по всему миру идеи «либерализма» и «демократии»[5], претендует на единственную последовательность и истинность, но его последовательность в христианскую эпоху прослеживается уже со времен манихейской ереси, разгрома тевтонского ордена инквизицией, создание масонских сект «каменщиков», а затем и «карбонариев», передавших французской революции красный якобинский колпак и символику в виде лозунга о свободе, равенстве и братстве, разложивших последовательно католическую ветвь христианства на протестантизм и кальвинизм, соединив выросший из них пуританизм с иудейским мессианством[6]. Все это преподносится как неолиберализм, прогресс и практичность, основы построения для избранных к спасению земного царства человеческого в противовес эсхатологии и царству Божию христиан. Последний оплот христианства – православная Россия, с начала-середины XIX века (наиболее интенсивно, - в период революции 1917 года и гражданской войны, а затем и с начала 1990-х годов до настоящего времени), подвергается широкомасштабной и интенсивной либерально-демократической интервенции и бомбардировке сознания населения для разрушения, вытеснения и подмены христианских, нравственных начал на «либерально-демократические» во всех сферах жизни: начиная с экономики, вплоть до социальной инфраструктуры. В правовой сфере это очевидно на примере активного внедрения третейского способа защиты прав в национальную правовую систему. Либеральная экономика, основанная на частной инициативе, с помощью приватизации разрушила все экономические связи как между государством и экономическими субъектами, так и между собственно экономическими субъектами, превратив сначала предприятия и организации в атомизированные экономические единицы, а следом и людей в атомов-индивидов со слабой системой социальных связей как между индивидуумом и государством, индивидуумом и экономическими субъектами, так и индивидуумов между собой. Это попытка слома патриархальных отношений, как на уровне семьи, так и на уровне национально-государственных отношений, которые в обществах традиционного типа строятся по патриархальному типу. Взамен мы должны получить европейско-американскую модель обезличенных (бездушных) семейных отношений, где каждый сам по себе. Октябрьская революция положила начало массовому крушению христианского мировоззрения[7], которое было подменено «моральным кодексом строителя коммунизма». В советский период арбитром в любых социальных конфликтах выступала КПСС[8], поэтому роль третейского суда, как частного института, не была востребована из-за огромного авторитета партии. После либерально-демократической революции начала девяностых годов двадцатого столетия вместо нравственных христианских норм стали навязываться либеральные ценности, чтобы окончательно разрушить, в дополнение к уже упомянутым, и связь между русскими, стержневой нации страны, и государством, а также основу этой связи – православие. В этих условиях превращение международного коммерческого арбитража, изначально предназначенного для разрешения споров между транснациональными корпорациями по правилам корпоративного (международного частного) права и координируемые через торгово-промышленные палаты, в национальные третейские суды без системообразующего ядра, без нормативно-правового регулирования, без сложившейся этики делового общения, служит целям разрушения национального правосознания, что еще более удаляет индивида и экономического субъекта от идеи национального государства, превращая его в космополита. Здесь, в частности, третейский суд является идеологическим инструментом англосаксонского глобализма/колониализма, тенью, сопровождающей его законную функцию инструмента национального рынка и национального гражданского общества.
Поэтому необходимо правильно понять роль третейских судов в разрушении традиционных христианских ценностей и правового содержания национально-государственных отношений в России конца второго – начала третьего тысячелетия и правильно определить его сущность, философско-правовую основу (природу), его парадигму, отделенную от его «тени» с помощью нормативно-правового регулирования, на которой должно строиться идеологическое и методологическое здание третейской системы.
БИБЛИОГРАФИЯ
1. Нарочницкая Н.А. Россия и русские в мировой истории. – М.: Междунар. отношения, 2005. 536 с.
2. Доклад о мировом развитии 2006 года. Справедливость и развитие. Пер. с англ. – М.: Издательство «Весь Мир», 2006. 312 с.
3. Трубецкой Е.Н. Энциклопедия права. СПб., 1998.
4. Перкинс Д. Исповедь экономического убийцы. М.: Претекст, 2005.
5. Перкинс Д. Тайная история американской империи: Экономические убийцы и правда о глобальной коррупции/ Пер. в англ. – М.: Альпина Бизнес Букс, 2008.
6. Игры экономических убийц. Тайный мир международных махинации и сеть глобальной коррупции / Под ред. Стивена Хайта. – М.: Претекст, 2008. 447 с.
7. Кара-Мурза С.Г. Советская цивилизация. От Великой Победы до краха. – Харьков: Книжный клуб «Клуб Семейного Досуга», 2007. 768 с.
[1] См.: Доклад о мировом развитии 2006 года. – М.: Издательство «Весь Мир», 2006.
[2] Нарочницкая Н.А. Россия и русские в мировой истории. – М.: Междунар. отношения, 2005. С. 139.
[3] Нарочницкая Н.А. Россия и русские в мировой истории. – М.: Междунар. отношения, 2005. С. 78-79.
[4] Трубецкой Е.Н. Энциклопедия права. СПб., 1998, с. 51. Цит. по: Нарочницкая Н.А. Россия и русские в мировой истории. – М.: Междунар. отношения, 2005. С. 79.
[5] См.: Перкинс Д. Исповедь экономического убийцы. М.: Претекст, 2005. Его же: Тайная история американской империи: Экономические убийцы и правда о глобальной коррупции/ Пер. в англ. – М.: Альпина Бизнес Букс, 2008. Игры экономических убийц. Тайный мир международных махинации и сеть глобальной коррупции / Под ред. Стивена Хайта. – М.: Претекст, 2008.
[6] См.: Нарочницкая Н.А. Россия и русские в мировой истории. – М.: Междунар. отношения, 2005. С. 81, второй и третий абзац.
[7] См.: Нарочницкая Н.А. цитир. произв. С. 235 и далее, особенно с. 241-244 и сноски.
[8] Кара-Мурза С.Г. Советская цивилизация. От Великой Победы до краха. – Харьков: Книжный клуб «Клуб Семейного Досуга», 2007. С. 585.