Европейский арбитражный центр



Материалы международной конференции 29 апреля 2009 г. г. Рига

Международное право, международное частное право, латвийский законопроект, защита прав, арбитраж

Жижин Александр Михайлович


ДОКЛАД

Гражданское и международное частное право. Защита прав. регулирование, традиции, глобализм

Рига 2009


Нравственность учит не тому, как стать счастливым
а тому, как стать достойным счастья.
И. Кант

1
Постановка проблемы. Экономический глобализм сделал небывалый вызов латвийской государственности в целом. Правовая система, опирающаяся не на правосознание граждан и общества, а на административную и судебную систему, не обеспечивает государственный суверенитет надлежащим образом. Негативная практика третейских судов, выполняющих судебную функцию, наряду с недостатками в отправлении правосудия органами юстиции, способствуют разрушению правосознания, как части государственного суверенитета, населения и общества. Применение норм гражданского права участниками гражданского оборота и судами, в том числе третейскими судами, направлено на защиту центрального института гражданского права – права собственности. При этом охраняется не сам институт, а конкретный собственник, чья собственность зарегистрирована в установленном законом порядке – корроборирована в земельной книге. Законность приобретения собственности при этом никакого интереса у чиновников не вызывает. Защита нарушенного права собственности сопряжена со значительными материальными и временными затратами, не считая эмоционального напряжения участников процесса по защите прав собственности. Причин две: 1) отсутствие в национальной правовой доктрине системы противовеса абсолютному праву собственности, и 2) тотальная безответственность. Система буржуазного права, к которой вернулась Латвия и другие страны бывшего СССР, не в состоянии преодолеть первую проблему, так как принцип справедливости, который декларируется нормами публичного (ст.92 Конституции ЛР) и частного права, не имеет правовых механизмов реализации. Так, статья 1415 гражданского закона устанавливает, что «недозволенное или неприличное действие, цель которого противна религии, законам или добрым нравам или которое направлено к тому, чтобы обойти закон, не может быть предметом юридической сделки; такая сделка является недействительной». Но в судебной практике при рассмотрении спора о собственности суд, как правило, принимает сторону того собственника, на чье имя зарегистрирована собственность в земельной книге, даже если сделка противоречит требованиям действующего законодательства. Решение зависит в таких случаях не от норм материального права, а от усмотрения судьи. Фактически судебное решение узаконивает право собственности, даже если собственность приобретена в результате незаконной сделки. В этом случае ни нотариус, ни чиновники земельной книги не несут никакой юридической ответственности за оформление сделки с недвижимой собственностью и ее регистрацию.
Другая сторона этой проблемы (в случае раздела совместно нажитого имущества между супругами или удовлетворения претензий кредитора, например), связана с тем же основанием права собственности – корроборацией (регистрацией) права собственности в земельной книге: не зарегистрированное право на недвижимую собственность исключает и все претензии на него. Нет ни сроков регистрации, ни ответственности за бездействие, влекущее нарушение прав членов семьи на совместно приобретенное имущество, установленное ст. 89 гражданского закона: «все, что супруги приобрели совместно либо один из них, но на общие средства обоих супругов, либо с помощью содействия другого супруга, считается общим имуществом обоих супругов; в случае сомнений предполагается, что имущество принадлежит обоим супругам в равной степени».
Вторая проблема, проблема безответственности, не может быть решена без радикального изменения национальной политики, и начинать нужно с введения ответственности депутатов перед избирателями путем отзыва депутатов, представляющих не интересы избирателей, а интересы своих партий, а точнее, сословной корпорации. Такая практика вступает в конфликт со статьей 2 Конституции Латвии, провозглашающей, что суверенная власть государства Латвии принадлежит народу Латвии. На деле она принадлежит этой сословной корпорации.
Проблема общей безответственности тянет за собой и проблему ответственности субъектов гражданского и экономического оборота по обязательственным правоотношениям, где она тесно соприкасается с первой проблемой: это обеспечение требований кредиторов имуществом должника и поручителя (гаранта) – ипотекой, в случае невыполнения должником своих обязательств. Практически каждая сделка, осуществляемая в Латвии, предусматривает имущественную ответственность за невыполнение обязательств в виде штрафов (неустоек, пени), залогов. Это в равной степени относится как к сделкам между резидентами Латвии, так и к сделкам с участием иностранных контрагентов. В последнем случае часто латвийским участникам предлагается юрисдикция иностранных судов с применением законодательства страны иностранного участника или международного арбитража. В случае рассмотрения споров вне латвийской юрисдикции также нет гарантий реализации баланса интересов сторон, особенно в спорах экономического характера, так как при разрешении спора в арбитраже преимущество отдается праву, вытекающему из договора, а не национальному регулированию договорных отношений. Проблема защиты прав в этом случае упирается в правовой нигилизм участников сделки и их самонадеянность (доверчивость), которые часто приводят к непониманию сути и характера отношений.
2
Указанные проблемы отражаются на характере норм публичного и частного права, так как недостатки в правовом регулировании отдельных правоотношений упираются в недостатки национальной правовой доктрины в целом, и ее отсутствие по отдельным отраслям права и правовым институтам (в частности, отрасли МЧП, третейским судам). Отсутствие прямо и однозначно сформулированного принципа справедливости противоречит традиционному мировоззрению латвийского общества, опирающемуся на ценности христианской нравственности. Это открывает дорогу экономическому глобализму (читай – экономическому колониализму), главная цель которого – разрушение правосознания населения, через которое ослабляются связи между государством в целом и населением страны, что, в конечном счете, приводит к разрушению государственного суверенитета. Главными инструментами, с помощью которых достигаются поставленные цели, является а) слабость судебной власти, которая через собственное усмотрение в каждом конкретном гражданском деле все более отрывается от фундаментальных нравственных норм, закрепленных в гражданском законе (статьи 2, 1415 ГЗ), не будучи связанной прецедентным правом, как, например, суды Швейцарии, и б) третейские суды, ориентирующиеся на практику (точнее, недостатки) органов государственной юстиции. Такая практика суда противоречит ст. 83 Конституции ЛР устанавливающей, что судьи независимы и подчиняются только закону. Независимость предполагается не от закона, а от других органов власти. Подчинение суда закону, а не собственному усмотрению, гарантируется Конституцией. Статья 5 Гражданского закона устанавливает, что «в случаях, когда дело необходимо решить по усмотрению суда или в случае наличия особых причин, судья должен руководствоваться принципом справедливости, а также общими правовыми принципами». Чем больше недостатков в правоприменительной практике судов, тем легче третейские суды обходят, а иногда и прямо нарушают, требования норм как материального, так и процессуального законодательства. И это происходит в условиях, когда возрастает роль правоприменительной практики в целом, так как мобильность гражданско-правовых отношений, требующих правового регулирования очень высока, а законодательная система объективно консервативна. Поэтому резко возрастает роль правового регулирования, основанного на стабильной правовой системе. Основанием этой системы должна быть четко сформулированная доктрина, прямо и однозначно признающая или отрицающая систему традиционных нравственных ценностей. Суть этой доктрины должна быть прямо и однозначно выражена в общих принципах частного и публичного права. Их расхождение недопустимо, так как создает конфликт внутри базовых ценностей, на которые должны опираться, в конечном счете, как органы правосудия, ставящие точку в спорных правоотношениях, так и третейские суды, деятельность которых, как института частного права, нужно направить на развитие и укрепление национального правосознания через реализацию нравственных принципов. Для этого они должны ими обладать. Указанная проблема характерна для всей буржуазной правовой системы, но, живя в XXI веке, необходимо учитывать недостатки прошлого и не восстанавливать ее вместе с очевидными устаревшими проблемами, а смотреть в будущее, строить его правовой фундамент. Реставрация недостатков правовой системы в настоящем закладывает мину замедленного действия под правовую систему будущего. У экономического глобализма в том виде, в каком он навязывается латвийскому обществу, никакого будущего нет, и никакого будущего нам он не гарантирует. Это отчетливо показал наступивший кризис.
3
Правовые доктрины. Система латвийского гражданского права подчинена монистической доктрине, не выделяющей торговое или коммерческое право в отдельную отрасль. Это традиционная для Латвии модель частноправовой системы, так как в ее основе лежит гражданский закон 1937 года, правовая конструкция которого опирается на разработки Российского гражданского уложения, принятию которого помешали объективные причины. В период, когда действие этого закона было приостановлено (1940-1993 г.г.), в Латвии последовательно действовали нормы гражданского кодекса РСФСР 1922 года, гражданского кодекса ЛССР, переименованного в гражданский кодекс ЛР. С восстановлением действия норм нынешнего гражданского закона, которое происходило поэтапно в 1992 и 1993 годах, монистическая доктрина не утрачивала своего действия. Более того, исторически, до принятия гражданского закона в 1937 году, на территориях, входящих в состав Российской империи, действовало ее право.
Советский период, в котором отрицалось частное право вместе с частной собственностью, и нормы материального права относились к нормам публичного права, выделял хозяйственное право как отдельную отрасль, так как вести хозяйственную деятельность исключительно публичноправовыми нормами было затруднительно. В них, тем не менее, активно вплетались элементы публичного права, а к публичному праву эти доктрины не применимы.
С введением в действие закона о предпринимательской деятельности, которое сменил Коммерческий закон, упорядочилась сфера отношений, субъектами которой являются физические и юридические лица, а объектом правового регулирования – отношения между этими субъектами, направленные на создание и управление этими организациями. Для определения характера отношений между ними, законом введено понятие предпринимательской, а затем и коммерческой деятельности, выделены их признаки. Поскольку юридические и физические лица, как участвующие в коммерческой деятельности, так и не участвующие в ней, вступают в гражданско-правовые отношения, регулируемые одним нормативным актом – гражданским законом, то разделение частного права Латвии на Гражданское и Торговое право никакими объективными обстоятельствами не обусловлено. Да и торговля в Латвии имеет одностороннюю направленность – импорт. Совершенствование гражданского права в данных условиях проще и дешевле, чем введение новой отрасли. Во всяком случае, этот вопрос может и должен дискутироваться, но решение по нему должно приниматься только после обстоятельных научных исследований и его компетентного обоснования.
Пробелы правового регулирования частноправовых отношений очевидны, так как объективно недостаточно существующей правовой регламентации для регулирования отношений в сфере международного частного права. Выбор формы такого регулирования – принятия отдельного закона или включение его в формат действующего гражданского закона, представляется несложным. Гражданский закон 1937 года выполняет не только функцию нормативно-правового акта, но и является одним из символов независимости Латвии. Это отвечает и на вопрос, почему в Латвии применена форма закона, а не кодекса, хотя объективно, закон содержит в себе свод законов, регулирующих отдельные институты гражданского права. Если избрать дуалистическую модель правового регулирования частноправовых отношений, то выделение в самостоятельную отрасль Торгового или Коммерческого права потребует основательной инвентаризации всего нормативного материала, как публично-правового, так и частноправового, для обеспечения их согласованности между собой, что в настоящее время вряд ли целесообразно и обоснованно. Выбор остается в пользу отдельного закона.
При разработке модели правового регулирования отношений в сфере международного частного права возможна дискуссия по применению дуалистической доктрины не к отрасли гражданского права в целом, а применительно к институту международного частного права, т.е. институционного отделения норм международного частного права от норм гражданского права. Эта возможность обусловливается тем, что система норм в этой сфере, с точки зрения международного влияния на нормы национального права, представлена многочисленными правовыми актами. Они хорошо разработаны и прошли апробацию при их применении различными национальными правовыми системами, в том числе, при разрешении споров, признании и исполнении решений международного коммерческого арбитража в различных странах мира, вытекающих из практики их применения. Если эту систему норм рассматривать в комплексе, то необходимо лишь решить вопрос о степени их соответствия национальной правовой доктрине, механизме их инкорпорирования, приведение в соответствие с ней норм гражданского и публичного права. Безусловно, что при отраслевом «отпочковании» норм МЧП от норм гражданского права, необходимо внутри новой отрасли предусмотреть и возможность защиты прав в международном коммерческом арбитраже, представленными национальными третейскими судами, на основе норм модельного закона ЮНСИТРАЛ. В случае если обнаружится, что возможен синтез двух доктрин, это также должно стать основой дискуссии по данному вопросу. Такую дискуссию можно провести в формате настоящей конференции под патронажем Торгово-промышленной палаты Латвии.
4
Дуалистическая модель регулирования гражданско-правовых отношений реализована во Франции, Германии и ряде других стран. Наличие двух отраслей в одной правовой системе не оказывает существенного влияния на развитие международного частного права. Германия осторожно приспосабливает свое законодательство под требования рынка, внося изменения в закон об акционерных обществах, например, не меняя своей традиционной модели в сфере частного права. Да и публичного права тоже. Так, модельный закон ЮНСИТРАЛ о международном коммерческом арбитраже инкорпорирован в 10 книгу Германского гражданского процессуального кодекса только в 1998 году в форме переработанного, хоть и незначительно, германского модельного закона о международном коммерческом арбитраже. Он используется для регламентирования деятельности третейских судов при торгово-промышленных палатах Германии, расположенных в наиболее развитых экономических центрах.
В Швейцарии система гражданского права построена на монистической доктрине. Отношения в сфере международного частного права регулирует федеральный закон. Отдельная глава этого закона посвящена нормам международного коммерческого арбитража. Национальные третейские суды подчинены законодательству Кантонов.
Российская Федерация пополняет свое гражданское законодательство, внося соответствующие дополнения в Гражданский кодекс, части которого соответственно устанавливают правосубъектность лиц (физических и юридических, коммерческих и некоммерческих организаций), регулируют сферу обязательственных отношений, наследственного и международного частного права, права интеллектуальной собственности. Деятельность третейских судов регулируют два федеральных закона: «О международном коммерческом арбитраже» и «О третейских судах в Российской Федерации», разделяющих их компетенцию.
Французское гражданское законодательство было первым в Европе, провозгласившим и закрепившим буржуазные принципы, сломавшим сословно-феодальные отношения и способствовавшие развитию капитализма. Отсюда, в противовес феодализму, и закрепление абсолютного и неограниченного права собственности, особенно при защите недвижимой собственности. Германское законодательство принималось в конце XIX века, в период наиболее высокого уровня развития капиталистических отношений. Швейцария осуществляла кодификацию в начале XX века в период империализма, т.е. максимальной концентрации капитала. Российская кодификация гражданско-правовых отношений закрывает XX век, что сказывается на содержании нормативно-правового регулирования частных правоотношений. В какой бы исторический отрезок времени ни укладывалась та или иная правовая система, мы видим, с одной стороны, консерватизм в выборе государственно-правовой и частноправовой доктрины, объективным критерием выбора которой является традиционализм, закладываемые в ее основу базовые ценности, принципы. С другой стороны, ни одна из правовых систем, за редким исключением, не копирует другую буквально, а фиксирует сложившиеся к моменту кодификации правоотношения, уровень их развития. Принципиально следующее: базовые принципы должны быть универсальны, и отражать устоявшиеся многовековые традиции и ценности, чтобы они не подвергались сомнению и колебанию в угоду политической конъюнктуре. Юридическая техника, язык закона, должны ориентироваться на лучшие образцы мировой правовой культуры. Использование латинских терминов и иностранных заимствований должны точно соответствовать их смыслу и по форме, и по содержанию (объему). Дигесты Юстиниана демонстрируют нам образцы отточенной юридической мысли. Наполеон гордился не своими победами, а Гражданским кодексом. Это и послужило основанием для рецепции их положений в национальные гражданско-правовые системы многих стран мира.
5
Столкновение и противоречия традиционализма и глобализма. Современная международно-правовая система имеет несколько уровней правовой регламентации. Выделим три основные, имеющие к Латвии непосредственное отношение. Первый уровень – национальный. Он опирается на национальный государственный суверенитет и подчинен Конституции страны. Сфера частных отношений урегулирована нормами гражданского законодательства, содержащего и коллизионные нормы (общие положения Гражданского закона, содержащиеся в статьях1-25). Второй уровень – региональный. По отношению к Латвии, это регламентация Европейского Союза. Она содержит рекомендательные и обязывающие нормы. Третий уровень – международный, опирающийся на принципы ООН, закрепленные в его Уставе, Конвенциях и ряде других нормативных актов. Эти нормативные акты также содержат обязывающие и рекомендательные нормы. Значительная их часть посвящена регулированию отношений в сфере международного частного права и является образцом цивилизованной унификации национального регулирования этих правоотношений. Примером являются Венская Конвенция «О международной купле-продаже» 1980 г., Международные Правила толкования торговых терминов ИНКОТЕРМС 1990 года и последующие версии, Принципы международных коммерческих договоров (Принципы УНИДРУА) и другие нормативные акты, относящиеся к сфере международной торговли и другим экономическим сферам: перевозкам грузов, пассажиров и багажа, вексельным обязательствам, инвестициям, расчетно-кредитным отношениям и др. В сфере защиты прав примером являются Модельный закон и Арбитражный регламент ЮНСИТРАЛ, Европейская Конвенция о внешнеторговом арбитраже (Женева, 1961 г.), Нью-Йоркская Конвенция «О признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений» 1958 г. и др. Общей чертой всех трех уровней правовой регламентации является опора на систему традиционных ценностей, выраженных в классических нормах международного права. Внутри этой системы возникают противоречия, которые преодолеваются путем включения отдельных норм в национальное законодательство с оговорками, ограничивающими их действие. Механизм разрешения противоречий и споров достаточно хорошо отработан, созданы признанные международные арбитражные центры (суды), квалифицированно разрешающие конфликты и споры.
Альтернативой этой системе международных отношений являются Совет Европы и НАТО, в идеологической основе которых лежат положения Атлантической Хартии. Эти региональные центры созданы для целей продвижения идеи экономической глобализации, поддерживаемые политическими и военными средствами. Их основная задача – внести дисбаланс в систему международного права, сформированного под эгидой ООН, уменьшить, а лучше максимально нивелировать значение этой организации и ее структурных подразделений, препятствовать международной интеграции, основанной на системе традиционных нравственных ценностей. В число этих задач входит также и препятствование структурному оформлению Европейского Союза, так как это ставит под его контроль весь европейский рынок. Интеграция европейских стран, в том числе и Латвии, в структуры Совета Европы и НАТО, это интеграция в систему мировой экономической глобализации. Она построена на интеграции должников и кредиторов, где роль кредитора играет МВФ, Всемирный банк, и стоящие за ними лица. Система «разводки» конфликтующих сторон построена по принципам современных третейских судов в форме «круглых столов» или иной форме. Одновременная интеграция в разнонаправленные структуры невозможна. Это то же самое, что и одновременная интеграция в антигитлеровскую коалицию и коалицию стран оси Рим, Берлин, Токио в начале Второй мировой войны. Свободный человек делает свободный выбор. Должник делает то, что ему прикажет кредитор. До ликвидации СССР наступление глобализма, как идеологии, сдерживалось существовавшей системой идеологического противовеса. После ее (системы противовеса) ликвидации глобализм начал безудержное наступление на системы, опирающиеся на традиционные нормы, ломая идеи национального суверенитета, разрушая национальное правосознание, прикрываясь демократией и либерализмом, требуя установления «открытого общества», формирования гражданского общества и его институтов. В итоге, вместо гражданского общества построено общество тотального потребления, а «инструменты» гражданского общества – третейские суды, и правового государства – органы национальной юстиции, выполняют функции разрушителей правосознания.
6
Общая характеристика третейского способа защиты. Третейский способ защиты прав, имеющий отлаженный механизм его реализации и правовую доктрину в сфере международных частных отношений, прежде всего, в международной торговле, в национальных правовых системах регламентирован законодательством о третейских судах. Форма их регламентации в разных странах имеет существенные различия. Так, испанский органический закон «О третейских судах» регулирует деятельность третейских судов, как национального уровня, так и в сфере международного частного права. Его особенность по отношению к законодательству о третейских судах других стран состоит в том, что стороны, обращающиеся к третейскому способу защиты прав, выбирают не третейский суд, а регламент. При разрешении спора стороны выбирают также правовую систему, на основе которой третейский суд будет разрешать спор: по праву справедливости или в соответствии с национальным законодательством. Решение третейского суда может быть оспорено, а недобросовестный третейский судья может быть привлечен к ответственности (пример удачного соединения в одном законе основных институтов третейского способа защиты прав).
Деятельность третейских судов в Литве регламентируется законом «О коммерческом арбитраже» 1996 г. Первый третейский суд в Вильнюсе был создан только в конце 2003 года. Литовский закон не разделяет третейские суды на международные и национальные. О регламентации деятельности третейских судов в России и Швейцарии уже указывалось.
В разном подходе законодателей к юридическому оформлению законодательства о третейских судах отражается степень проработки национальной доктрины. Чаще всего она необоснованно опирается на доктрину международного коммерческого арбитража. Главная проблема ее рецепции заключается в том, что она носит наднациональный (надгосударственный) характер. Третейский суд, в свою очередь, национальный внесудебный способ защиты прав. Это означает, что он должен быть подчинен основным принципам национальной правовой системы и национальной правовой доктрине в целом. Второй проблемой является непонимание природы третейского способа защиты прав.
Третейский суд, как способ защиты гражданских прав не отделим от физического лица – арбитра. С развитием понятия юридического лица, функции, отделенной от личности, возникла возможность сформировать постоянно действующий третейский суд в тот момент, когда в нем возникла острая потребность. Так он был материализован в виде юридической фикции – Лондонском международном третейском суде. Во второй половине двадцатого века с формированием глобальных институтов управления мировыми процессами в области экономики, политики, культуры и др., были сформированы национальные торгово-промышленные палаты, а при них постоянно действующие третейские суды с функцией внешнеторгового арбитража – международные коммерческие арбитражные суды (МКАС). Эта система нашла свое нормативное закрепление в ряде международно-правовых нормативных актов под эгидой ООН и ее структурных подразделений, прежде всего – ЮНСИТРАЛ.
Постоянно действующий третейский суд, как орган по защите прав, материализован в форме юридической фикции, юридического лица, и существует сам-по-себе. Живая форма третейского суда не может быть отделена от индивида, его внутреннего мира, мировоззрения, его природы. Ее направленность неразрывна с личностью третейского судьи, которому поручено разрешение конфликта или спора. Арбитр – это изначальный и не подлежащий дальнейшему анализу элемент третейского суда, содержащий в себе прочувствованный символ той культуры, к природе которой он принадлежит. Природа европейской цивилизации разделилась на систему нравственных (духовных) ценностей, восходящих к христианству, и отрицающую их систему материальных ценностей экономического глобализма, имеющую дохристианскую (Ветхозаветную) основу, завуалированную в Атлантической Хартии. Познание ее природы дает ключ к пониманию природы третейского суда. Символ этот заключен в понятии справедливости. В древнем мире символ справедливости выражен в понятиях добра и зла.
Прагматические соображения приверженцев ценностям «либерализма» потребовали отделить понятие справедливости от личности и сделать его неотъемлемой частью закона. Теперь справедливость воспринимается не как исходящая от лица, а как установленная законом, не внутренняя потребность в ней, а внешняя форма, обусловленная законодательной нормой и обеспеченная санкцией. Справедливость стала относительной. Разница воззрения на мир, мировоззрения различных культур выражена в понятии автономии воли как функции, отделенной от человека, обладающего «свободной волей» и, подобно абстрактному юридическому лицу, существующей в сознании западной мысли сама-по-себе как юридическая фикция. Другим культурам разложение человеческой личности на функции не свойственно. Отсюда и юридическая природа третейского суда, выведенная из юридических фикций западной философией права.
7
Отрицание либерализмом этических норм и подчинение позитивной форме закона как источнику нравственных ориентиров является фактором, обеспечиваемым принуждением под страхом санкций-угроз. Внешне это проявляется в том, что живая, чувственно воспринимаемая форма третейского суда трансформирована в форму ad hoc. Постоянно действующий третейский суд стал функциональной схемой, в которой назначение арбитра становится формальным. Живой, творческий, прочувствованный третейский суд не отрицается, он возможен, и к нему осмысленно прибегают живые, творческие, ощущающие потребность в справедливости и честности лица, но преобладающей становится все же схематизированная функциональная субстанция, отделенная от личности. Ее природа задана схемой, отражающей пространственно-колониальную «культуру» современной цивилизации, направленной к бесконечности (пространства, потребления, прибыли и т.д.). В этой связи латвийское законодательство показывает пример формализма в отношении третейских судов ad hoc. Обращение к такой форме защиты прав допускается законом, но получить исполнительный лист можно только по решению постоянного третейского суда, что противоречит смыслу понятия «свободы выбора» внутри третейского способа защиты прав. Это положение можно трактовать как пробел в законодательстве, но, вероятнее всего, это попытка поставить в более привилегированное положение институционно оформленные постоянные третейские суды, как более зависимые от чиновников, чем фактически бесконтрольные третейские суды ad hoc. Античность и христианство тоже служили источником, из которого личность черпала символы соответствующей культуры. Но в схеме нет личности, есть только функции. Поскольку в гражданском обороте участвуют, в основном, юридические лица, постольку и обслуживать их потребности эффективней может третейский суд со статусом юридического лица: живущее в мире чувств физическое лицо является чужеродным телом в «сообществе» юридических фикций. Представляющие их лица уже не вполне «живые» люди, это одушевленные функции, отделенные от мира чувств.
Постоянно действующие третейские суды воспринимаются как самостоятельный институционный третейский суд, хотя на самом деле третейским судом является состав арбитров, назначаемый для разрешения конкретного спора. Вот этот состав арбитров в постоянно действующем третейском суде и является полноценным правопреемником древней формы третейского суда, если он включает в себя личности. В противном случае, он объединяет функции арбитров. Так метафизически, с помощью чистого разума создана двойственная природа третейского суда: а) формально-функциональная, юридическая (правовая), понятная работникам правоохранительных органов и судьям государственной судебной системы, подчиненным позитивному праву, и б) этическая, чувственно воспринимаемая душой справедливость, совесть, не отделимая, как и душа, от живой разумной плоти. Та институция, которая создана для административного управления третейским процессом (постоянный третейский суд), переняла только название, внешнюю «форму», с содержанием посредника между спорящими сторонами и составом арбитров.
8
Международный коммерческий арбитраж и его доктрина. Правовое регулирование деятельности третейских судов в Латвии. То, что данная форма появилась в виде Лондонского международного третейского суда в Англии в 1897 году, объясняется, а) потребностью в самостоятельном надгосударственном судебном институте, не связанном б) формальностями национальной судебной системы (ее процессом) и в) с опорой на обычаи или правила делового оборота, вошедшие в практику колониального экономического (торгового) оборота и управления. Так институционно оформилось разделение судебной функции: задачей национальных судов, помимо общей компетенции, являлось обеспечение внутриэкономического протекционизма английским предпринимателям и коммерсантам на территории метрополии. В задачи Лондонского международного третейского суда входило правовое обеспечение максимальной открытости (либерализации) в интересах англичан экономик других стран, в первую очередь колоний. Местонахождение международного третейского суда в Лондоне и возможность назначения арбитрами судей государственной судебной системы означает государственную поддержку экспансии английского капитала и английской правовой системы (внешний протекционизм) в экономики и правовые системы колоний и стран-сателлитов. Национальные органы правосудия становятся инструментом правового государства. Арбитраж, в свою очередь – инструмент рынка, частного права, гражданского общества. Наработанная практика создала основу для разработки самостоятельной отрасли транснационального права и арбитража, поло… Продолжение »